Дела давно минувшие

На старинной карте ижорскои земли в древней Водскои пятине (в нее входили и наши края) значилось русское селение Филиппово. В более поздних межевых документах встречается запись, которая дает возможность представить себе появление на свет сегодняшнего названия Вильповиц — центральной усадьбы совхоза «Спиринскии». В одном из таких документов написано «Мыза Лапинская с деревнями Филиппово, Вильпузи и Вильповицы тож...». Вот и трансформация одного названия: «Филиппово—Вильпузи—Вильповицы». Ну а превращение Вильковиц в Вильповицы — такое ли уж невиданное дело для русского языка, поглотившего за века множество иностранных слов и названий и переиначившего их на свой лад для удобства произношения.

История же изменения названия этой деревни мыслится нам примерно так. В XVII веке, когда пришли сюда шведы, русское население покинуло деревню Филиппово. Заселили ее выходцы из Финляндии. Они и окрестили деревню на свой лад — Вильпузи: с одной стороны, с русским названием созвучно, а с другой — для финна это слово имеет вполне конкретный смысл, по-фински оно означает «прохладное».

Сохранили архивы и имена тех, кто в разные годы владел Вильповицами, и данные о населении деревни, об экономическом положении ее жителей. Удалось разыскать материалы, относящиеся по времени к концу XVIII века. Тогда хозяином Вильповиц и мызы Лапино был некий бригадир Павел Васильевич Скворцов.

Как и многие поместья, здешние также не раз подвергались разделу между наследниками, продавались, покупались вместе с крепостными, переходили из рук в руки. Так, в 1860 году Вильповицы, Лапино и Нисковицы стали собственностью помещицы Варвары Александровны Фуровой — жены поручика корпуса топографов, урожденной Скворцовой.

Новая хозяйка оказалась особой разгульной. Получив от отца довольно-таки приличное наследство, она тут же заложила свои деревни, и долг ее со всеми векселями достиг вскоре без малого 29 тысяч рублей. Чтобы как-то выйти из положения, помещица стала выжимать из своих крепостных все, что можно и нельзя. Особенно обнаглела она с отменой крепостного права.

В своем стремлении обобрать вчерашних своих крепостных Фурова была настолько беззастенчивой, что даже тогдашние, отнюдь не сочувствовавшие крестьянам, власти вынуждены были одернуть ее и заставить переделать сочиненную ею уставную грамоту — своеобразный договор о взаимоотношениях помещицы и получивших «свободу» крестьян.

Во всяком случае, барщину Фурову тогда заставили отменить. Выкупная ссуда, полученная помещицей из казны за три деревни — Вильповицы, Лапино и Нисковицы, составила 23 200 рублей, то есть помещице не хватило ее, чтобы рассчитаться с долгами по векселям. Тогда Фурова продала деревню Лапино со всеми постройками, скотом и сельхозинвентарем кандидату права Дорну Борису Борисовичу.

Дорну потом не раз еще приходилось рядиться и судиться с крестьянами Вильповиц и других соседних деревень относительно границ своего имения. Уже в апреле 1910 года он просит губернское правление прислать землемера и произвести установку межевых знаков, жалуясь, что «вследствие невыясненных границ» он не решается пустить в ход принадлежащую ему мельницу.

Владел Дорн здешним имением вплоть до Октябрьской революции. Приведу здесь некоторые сведения о том, как жили вильповицкие крестьяне после того, как была дарована монаршей милостью «свобода». Сведения эти почерпнуты из протокола об экономическом состоянии деревни, составленного в 1880 году членом Петербургского уездного по крестьянским делам присутствия П. Герингом.

«Селение Вильповицы отстоит от столицы в 48 верстах, от уездного города — в 30 верстах. По десятой ревизии мужеска пола 48 душ, женского пола 51, дворов 20». и дальше «...землю получили от помещицы Фуровой по 4 десятины, а всего 294 десятины, из них удобной 136... Причины неурожаев и бедности состояния крестьян — неимение лошадей, а посему большая часть крестьян проживает в городах по паспорту.

Занимаются крестьяне летом хлебопашеством, зимой — извозом, заработки малые. Вывод: общее хозяйственное положение крестьян деревни Вильповицы крайне бедное ».

Вряд ли можно заподозрить П. Геринга — самого в прошлом крупнейшего крепостника — в том, что он сгустил краски, описывая в этом протоколе бедственное положение вильповицких крестьян.

Название этой деревни тесно связано с Вильповицами тем, что именно здесь строится сейчас будущая центральная усадьба совхоза «Спиринский». и еще интересна история этого названия. Дело в том, что владельцем Оржиц был один из декабристов — Николай Николаевич Оржицкий. Точнее, прямого участия в декабрьском восстании он не принимал, но о сочувствии Оржицкого декабристам лучше всего говорит тот факт, что власти и его не обошли наказанием.

Н. Н. Оржицкий официально не входил в Северное общество, но, служа в уланах, бывал у Рылеева, знал о планах декабристов, присутствовал при их разговорах. На следствии же отставной ротмистр Ахтырского гусарского полка Николай Николаевич Оржицкий заявил: «Мысль носить на себе постыдное имя предателя была причиною, побудившей меня умолчать перед правительством о бывшем мне известном заговоре».

В следственном комитете по делу декабристов Оржицкий обвинялся в том, что на основании показаний Завалишина ему принадлежал проект своеобразной виселицы, на которой он якобы предполагал «...первым повесить государя, а там к ногам его братьев». Оржицкий был осужден по IX разряду, определен рядовым на Кавказ, а в 1832 году уволен со службы в чине прапорщика.

О том, что из себя представляло поместье отставного прапорщика, доставшееся ему в наследство от дяди, — мыза Оржицы — также можно понять из сохранившихся документов. Землемер Александр Бердюгин фиксирует в книге: «А всего земли 186 десятин, дворовых мужского пола шесть и женского пола тоже шесть душ».

Беден был опальный прапорщик в отставке Николай Николаевич Оржицкий. Сохранились сведения, что, став в 1859 году, еще до отмены крепостного права, владельцем мызы Оржицы, он хотел было дать своим двенадцати крепостным «душам» вольную, но ему не позволили. И, показав их во всех документах как дворовых, он вместе с ними трудился на земле и относился к ним скорее как к вольным служащим.

Умер Оржицкий в возрасте 65 лет в Сергиевской пустыне (монастыре) близ Петербурга (ныне станция Володарская).