Голшптицы

В своих записках Екатерина II рассказывает о том, как впервые увидела голштинский отряд Петра, который прибыл морем из Киля в Кронштадт, а затем в Ораниенбаум. Эта затея потребовала от Петра немалой смелости, так как Елизавета испытывала жгучую неприязнь к стране, где в расцвете лет умерла ее сестра Анна. Дворец в Ораниенбауме охранялся Ингерманландским полком, который чередовался с Астраханским. Появление солдат, говоривших на немецком языке, вовсе не обрадовало российские войска.

«Я узнала, что солдаты глядя на Голштинские войска, говорили: „Эти проклятые немцы все проданы Прусскому Королю; вот навезли в Россию изменников..." ...Придворные лакеи с гвардейскими солдатами Ингерманландскаго полка должны были носить кушанья новоприбывшему войску из дворцовой кухни в лагерь... Солдаты Ингерманландскаго полка говорили: „Вот, мы стали лакеями этих проклятых немцев". Придворная прислуга говорила: „Нас заставляют ухаживать за грубою сволочью". Узнавши и увидавши все это, я твердо решилась держаться как можно дальше от этой вредной ребяческой игры»,— пишет Екатерина.

Кто же были эти голштинцы, почему их появление вызвало столько пересудов, и было ли увлечение Петра III солдатской муштрой проявлением ограниченности его ума?

Проще всего ответить на последний вопрос. Достаточно привести несколько цитат из весьма уважаемого труда Эрнеста и Тревора Дюпюи «Военно-историческая энциклопедия». Глава, посвященная войнам второй половины XVIII века носит в этой книге подзаголовок «Господство маневра на суше и на море».

О маневрах сухопутных войск сказано буквально следующее: «Темп огня кремневых мушкетов возрос настолько, что введенное Густавом II Адольфом построение в шеренгу по шесть преобразилось в шеренгу по четыре, затем по три, а в конце концов — в Британской армии — и по два. Таким образом, возникла совершенно новая проблема из области управления войсками. и без того железная дисциплина, практиковавшаяся в начале XVIII в., стала во всех европейских армиях еще более жестокой.

Но Фридрих Великий пошел еще дальше. Посредством непрерывной муштры (включая строевой шаг) прусский солдат был буквально превращен в живой манекен. Прусские подразделения могли менять направление движения, наступать одновременно всем фронтом или поочередно, небольшими группами; могли перестроиться из походной колонны в боевые шеренги или наоборот — причем даже на пересеченной местности. Кроме того, к нововведениям следует отнести залповую стрельбу повзводно (раньше, как правило, практиковался залповый огонь существенно более крупных подразделений).

В итоге возникла чрезвычайно мобильная пехота, которой можно было как угодно манипулировать на поле боя, добиваясь максимальной огневой и ударной мощи на выбранном участке фронта. Именно благодаря этому стало возможным, например, такое тактическое нововведение, как «атака вкось», продемонстрированная Фридрихом II под Лейтеном...»

В другом месте авторы отмечают, что, доведя постоянными упражнениями навык зарядки мушкетов до полного автоматизма, Фридрих смог почти вдвое увеличить темп огня своей пехоты по сравнению с пехотой противника. Даже сугубо мирному человеку становится ясно, что муштра в армии XVIII века была не развлечением, не «ребяческой игрой» и не способом почувствовать свою власть, а прямым путем к победе над врагом.

Фридрих Великий был кумиром Петра Федоровича, да и во всей Европе этот монарх считался непревзойденным гением военного дела. Неудивительно, что прочие государи стремились брать его методы в буквальном смысле на вооружение. Будучи великим князем, Петр Федорович не мог управлять русскими войсками, поэтому тренировки с «потешной» армией представляются весьма разумным методом подготовки будущего военачальника.

Почему именно голштинцы? Герцогом Голштейн-Готторпским был Карл Фридрих, отец Петра III. Именно малолетний Карл Фридрих и его дядя и опекун — епископ Любека в 1715 году подарили Петру I знаменитый Готторпский глобус, украшающий в настоящее время Кунсткамеру. В Голштинии Петр провел свое детство, пока его не «вытребовала» в Россию тетка Елизавета.

Брак герцога Карла Фридриха и цесаревны Анны Петровны организовал сам Петр I — ему по душе была возможность заполучить для России еще один порт на Балтийском море (Киль) и, возможно, через родственные связи герцога добиться союза с древнейшими и богатейшими торговыми городами вроде Любека. Кроме того, Голштиния (или в современном произношении Голштейн), соединяя Балтийское и Северное моря обладала большим «торговым потенциалом» — еще в XIV веке ганзейские купцы строили на этих землях каналы, соединяющие два моря. А в 1895 году, через 100 с небольшим лет после смерти Петра III, на этих землях был построен Кильский канал, не замерзающий зимой идо настоящего времени имеющий большое значение для стран Балтийского региона.

Петр Федорович любил Голштинию как страну своего детства и, продолжая политику своего деда, стремился упрочить связи этой территории с Россией, сблизить россиян с теми самыми «проклятыми немцами», которых так привечал в своей новой столице Петр I. Петр Федорович опекал Кильский университет, следил за ходом ремонта в его помещениях и за назначением профессоров. и конечно, он рад был увидеть в России своих соотечественников. Голштинские офицеры стали его друзьями, и, возможно, в их среде он чувствовал себя наиболее свободно. Яков Штелин рассказывает, что однажды он застал Петра в обществе голштинских офицеров сильно выпившим, окруженным пивными бутылками да еще и курящим трубку. На упреки учителя Петр грубо ответил: «Чему ты удивляешься, дурень? Неужели ты видел где честного, храброго офицера, который не курил бы трубки?»

Во время переворота 1762 года голштинские отряды оставались на стороне Петра. Узнав о побеге Екатерины из Петергофа, Петр послал за голштинцами в Ораниенбаум, и уже через час они явились и расположились в Зверинце. Однако «потешные» войска не располагали серьезной боевой мощью — у них было очень мало ядер и совсем не было картечи. Поэтому Петр, оставив мысль об превращении Зверинца в боевые укрепления и не найдя поддержки в Кронштадте, возвращается в Ораниенбаум.