В далекие времена

Стоит старинное русское село у дороги, по которой еще во времена Великого Новгорода проходило сообщение из прибрежного района к торговому центру — Гостилицам, расположенному на пути заморских гостей. Петровское сохранило свое название и в годы шведской оккупации района в XVII веке, лишь несколько переделанное на Петрскондо (то есть Петров двор).

Изгнав шведов, Петр I отдал Гостилицкую мызу, куда входило и Петровское, в подарок известному инженеру-гидростроителю капитану Б. Миниху. В 1743 году мыза перешла А. Г. Разумовскому. В 1824 году Гостилицкую мызу приобрел полковник в отставке А. М. Потемкин, который и был последним владельцем деревни Петровское до отмены крепостного права.

Новый владелец Петровского помещик Потемкин благодаря своей матери, приходившейся родной племянницей известному фавориту Екатерины II светлейшему князю Потемкину-Таврическому, располагал огромным состоянием, владел многими имениями в разных губерниях России. В их числе Гостилицкая мыза.

В ревизской сказке от 23 марта 1834 года на дворовых людей и крестьян мызы Гостилицкой перечислены деревни с количеством крестьян в каждой: Дятлицы, Медвежий Конец, Новый, Порожек, Большое и Малое Косино, Зрекино, Варваровская, Перелесье, Горлово, Сокуль и Петровское с общим количеством крепостных крестьян мужского пола 1736 и женского 1839 душ. По этой же ревизской сказке в деревне Петровское числилось тогда семей — 20, крестьян — 51 человек, крестьянок — 57 человек. Уже тогда, в 1834 году, в отличие от многих переписей крепостных у других помещиков, потемкинские крестьяне имели собственные фамилии. Это способствовало лучшему учету и эксплуатации.

Потемкин слыл жестоким крепостником, беспощадно эксплуатировал крестьян своей вотчины. Они состояли у него на смешанной повинности, платя оброк по 20 рублей 86 копеек и по 17 рублей 15 копеек с тягла в год. Сверх того крестьяне отбывали работы: доставляли на мызу из помещичьего леса строевое дерево, одну кубическую сажень дров и четыре кубических сажени песку в сад, обрабатывали помещичьи поля.

На все это, кроме доставки бревен, досок и песка полагалось отработать мужских — 20 и женских — 20 дней. Имел Потемкин в Гостилицах писчебумажную фабрику. На ней работало 90 человек, производилось бумаги на сто тысяч рублей в год.

По Уставной грамоте, выданной в феврале 1834 года на землю, крестьяне деревни Петровское получили четыре десятины надела на мужскую душу. Значительная часть земли, раньше находившейся в пользовании крестьян, осталась во владении помещика. Потемкин сохранил за собой еще и право в течение последующих двух лет вырубать в лесах, оставшихся внутри крестьянских наделов, деревья, которые от комля на пол-аршина имели толщину три вершка.

Крестьяне остались без строительного леса и дров. Земля крестьян деревни Петровское не отличалась плодородием. Редкие домохозяева довольствовались своим хлебом. Обычно крестьяне ежегодно были вынуждены искать ссуду на семена для посева своих полей. Так, например, 25 февраля 1903 года из 22 домохозяев деревни Петровское — 12, в частности, Кулашев, Крекшин, Скутарев, Заводский, Медведев и другие, вышли с ходатайством перед Петергофским уездным съездом дворянства о выдаче им ссуды. Они писали: «...ввиду дождливой погоды урожай был очень плох, заработков никаких не было, если не спрашивать ссуды, то поля остаются незасеянными...».

Прошли годы. Нынешнее молодое поколение упомянутых деревень может гордиться, что только завоеванная народом родная советская власть окончательно разрешила вечные чаяния крестьян о земле и заботу о семенном фонде.

Любопытные вещи можно разыскать, покопавшись в архивах. Вот, например, какой попался мне документ, когда я рылся в папках исторического архива в поисках чего-нибудь интересного о Глобицах. Нашел купчую, датированную 30 марта 1835 года. Цитирую ее с сохранением тогдашней ; орфографии: «Предъявитель сего Лифляндского дворянства Карл Романов I сын фон Липхарт продал я супруге отставного гвардии поручика Енгалычева Марии Ивановне... крепостное мое недвижимое имение, доставшееся мне от штаб-ротмистра графа Дмитрия Николаевича Шереметьева купчей крепости, совершенной 1831 года мая 1 дня в СПб...».

Вот так « Карл Романов сын » взял да и продал новой хозяйке свои Глобицы и еще с полдюжины соседних деревень — Воронино, Закорново, Флоревицы и другие: «...всего мужеска пола крестьян и дворовых людей 808 душ с женами их, рожденными после ревизии обоего пола детьми, племянники, внучаты, приемыши, подкидыши, в бегах находящимися...». и дальше: «А взял я, фон Липхарт, у нее — княгини Енгалычевой...государственными ассигнациями 400 рублей ». Сохранились в архиве и документы, повествующие о том, как повела дело новая хозяйка Глобиц княгиня Мария Ивановна. А повела она его, прямо скажем, крутехонько. Новая помещица установила для своих крестьян порядки, непосильные даже для самых выносливых. Для тех же, кто не выполнял ее повелений и выказывал хоть в малом неповиновение, — телесные наказания при ней стали не самой суровой карой. Широко практиковала Енгалычева такие меры, как отправку своих крепостных в дальние поселения и отдачу непокорных в рекруты.

Только за последние восемь лет правления ее в Глобицах — с 1850 до 1858 года, количество крестьянских дворов здесь изрядно поубавилось: с 33 до 22. Много любопытных сведений содержится там о жизни здешних крестьян после печально известной реформы 1861 года. Они «...отбывали работаю для уборки господского покосу... мужеских до 25 и женских до 10 дней с тягло в год». Они зажаты были многочисленными платами: выкупом, земскими и другими сборами.

Помещик оставил за собой выгоны в лес. Но крестьянам необходимы были хотя бы дрова. Так вот за сажень дров березовых и ольховых они вынуждены были платить 5 рублей 50 копеек, а коль денег нет — отрабатывай на помещика.

И земля после реформы 1861 года поделена была так, что о справедливости дележа и говорить не стоит: за помещицей было закреплено 1460 десятин, а на всех ее «раскрепощенных» крестьян досталось 1690. Княгиня, как видите, в накладе не осталась. Вот как, оказывается, жили не очень уж и далекие предки теперешних глобицких жителей.

Начнем с того, что Лопухинка стала так называться сравнительно недавно — чуть поболее двух веков назад. До этого звалось здешнее сельцо Сергиевским и размещалось в той части нынешней деревни, где стоит сейчас над оврагом школа. Поодаль от Сергиевского, в том месте, где раскинулся теперь веселый просторный поселок лесничества, была тогда еще одна деревенька — Березняги. В архивах хранится карта, на которой означены обе эти деревни. В геометрическом межевом плане 1747 года сказано, что сельцом Сергиевское в Новобурской мызе владел в ту пору советник Никита Лопухин. Пока не установлено документально, имел ли он какое-нибудь родственное отношение к первой супруге императора Петра Первого — Евдокии Лопухиной или к первой красавице русского двора времен Елизаветы Петровны — жене двоюродного брата царицы вице-адмирала Степана Лопухина — Наталье Федоровне.

Известно, что обоим им — и Наталье и ее мужу — за интриги против нее по указу императрицы отрезали языки и сослали в Сибирь в 1743 году. Но поскольку и по документам 1746—1747 годов имение Сергиевское по-прежнему числится за Никитой Лопухиным, то остается предположить, что сам он в тех дворцовых интригах участия не принимал.

Много раз менялись хозяева этого имения, но прилипшее к нему новое название «Лопухинка» так и дошло до нашего времени. Сперва, видно, передавалось оно изустно, а в начале XIX века, когда завладела имением помещица Хмельницкая, новое название попало и в документы.

В одной из ревизских сказок того времени находим мы сведения о том, что представляла тогда собой деревенька Лопухинка. Было у тогдашнего помещика 48 дворовых возрастом от года до 80 лет. 22 из них куплены были в 1809 году в Литве у графа Зиберга. Для заселения Березнягов помещик приобрел в 1809 году еще 34 «души мужеска пола» из Новгородской губернии. Вот так искали, где подешевле эти « мужески души », приобретали и привозили в обезлюдевшие имения. А чтоб плодились крепостные и богател помещик, привозили баб в придачу мужеским душам.

Но несмотря на все это хирела Лопухинская мыза. и когда в 1850 году купил ее полковник П. Геринг, насчитывалось в ней всего 9 семей — 19 мужчин да 23 женщины. Редело население Лопухинки не только от того, что крайне высокой была смертность среди крепостных крестьян, но и потому, что переселяли их из одной деревни в другую по произволу помещика.

О тяжелой доле здешних крепостных свидетельствует и то, что лопухинские крестьяне находились на барщине еще тогда, когда многие другие помещики уже перевели своих на оброк еще задолго до отмены крепостного права.

Геринги — сперва отец полковник, а затем его сын поручик Павел Павлович — владели здешним имением вплоть до Октябрьской революции. А в общем, земли, которыми владел П. Геринг, простирались по площади на 1230 десятин, да 516 десятинами в мызе Ново-Керново владел тогда его брат Петр.

Геринги были крупнейшими землевладельцами на территории нынешнего Ломоносовского района.

После реформы 1861 года помещики жили за счет процентов на полученные от государства ссуды, сдавали в аренду землю, дома — дачникам, так как сами жили в городе. Хищнически вырубался на продажу лес.

Приведем здесь одно любопытное объявление из газеты «Кронштадтский вестник» за 1887 год. «Отдается на лето барский дом с мебелью и дровами, в 9 комнатах с кухнею в имении Верхние Рудицы (Лопухинка). Справляться письменно: по Готобужскому тракту ст. Лопухинка у владельца Э. Л. Брунст... ценою 200 рублей».

Добавим от себя, что этот самый Брунст владел здесь 545 десятинами земли. У него было 545 десятин, а у каждой из 17 ревизских крестьянских душ к тому времени — всего по 4 десятины. и каких только не платили крестьяне ежегодных окладных платежей: государственную подать, государственный земский сбор, выкупные платежи, мирской сбор и так далее.

Возмущение крестьян непосильными платежами выражалось даже ответственными выборными лицами. Так, 10 сентября 1899 года по решению административного заседания Петергофского уездного съезда был уволен с должности медушский волостной судья, крестьянин д. Лопухинка Яков Тихонович Филиппов. Уволен он был за то, что осмелился публично оскорблять волостного старшину и урядника.

Сохранилась справка об имущественном положении лопухинских крестьян, подписанная сельским старостой Петром Григорьевым, в связи с ходатайством о выдаче семенной ссуды из общественного магазина. Из справки этой, датированной 1902 годом, следует, что домов в Лопухинке было тогда 17, жителей — 89, лошадей — 11, коров — 17, безлошадных хозяйств — 5. Преимущественное большинство дворов — в одну избу, из них 12 хозяйств имеют избы старые, а четыре, кроме изб, — «никаким недвижимым имуществом не располагают ».

Названы в справке и имена этих четверых «хозяев». Это Матвей Кузьмин с семьей в 7 человек, Иван Севастьянов — сам пятый, Алексей Антонов — сам третий да Николай Антипов с двумя домочадцами. Обсудили эту справку на сельском сходе все 17 хозяев, подписали, кто как мог, и направили в Петергоф, в уездный съезд: мол, помогайте семенами! «Урожай яровых хлебов в прошлом году был очень худой, — писалось в этом документе, — у нуждающихся в семенах нет денег на покупку, продажа какого-либо движимого имущества поведет их к разорению, а у большинства и продать-то нечего!»

В декабре 1905 года «за допущение беспорядков, несобирание податей, за противоправительственную пропаганду, допущение собраний и митингов с учителем Царевым» сельский староста Петр Григорьев был арестован на семь суток и уволен с должности. Недолго — всего до апреля 1906 года — пробыл старостой и избранный после Григорьева Иван Шалаев.

Его тоже уволили «ввиду неблагонадежности в политическом отношении». Однако никакие репрессии царских административных органов не смогли заглушить нарастающее недовольство крестьян. Руководимые партией большевиков народы России свергли ненавистное самодержавие, навсегда сбросили иго помещиков.

В историю Лопухинки и окрестных деревень в пору революции и Гражданской войны вписано немало интересных страниц. Медушская волость славилась своей революционностью в Петергофском уезде. Но этот период — тема другого разговора.

Наши предки еще в глубокую старину, заселяя новые места, давали им порой настолько меткие названия, что зачастую по ним и сегодня можно судить в какой-то мере «откуда есть пошла» та или иная деревня и почему зовется она так, а не иначе.

Глухово. Нужны ли комментарии к названию этого старинного поселения, упоминания о котором встречаются в документах еще XVI века? Правда, теперешнее Глухово расположилось вдоль оживленного шоссе Ленинград—Таллин. Но, как видно из старой карты, датированной 1884 годом, тогда эта деревня стояла, как говорится, на отшибе от большака, на север от теперешней автострады.

По-разному складывалась жизнь тех, кто заселял в те далекие годы деревни нынешнего Ломоносовского района. Жизнь всех новоселов здешних мест была нелегкой. Но та, что выпала на долю первых глуховских поселенцев в мрачные годы крепостничества, заслуживает того, чтобы рассказать о ней поподробней.

Архивы сохранили для потомков имена всех шести владельцев этой деревни, в числе которых значились такие громкие фамилии, как Волконские, Радзивиллы и другие. Нам удалось разыскать самые ранние документы о Глухове, те, что датированы концом XVII века. Тогда эта деревня и расположенная ближе к дороге одноименная мыза принадлежали инженер-поручику барону Вольфу. Потом стали встречаться одна за другой бумаги, в которых главными были слова «купил», «продал».

Помещики и помещицы продавали друг другу деревушку со всеми ее обитателями, разумеется, нимало не задумываясь над судьбами и интересами своих крестьян. Ведь все эти «души мужеского и женского полу» были их собственностью, как, скажем, лошади или экипажи.

В 1804 году хозяйкой Глухова стала вдова статского советника Авдотья Христофоровна Шлатерова. Но через шесть лет деревня вновь была продана ею. На хозяев глуховским крестьянам, прямо скажем, не везло. Уж на что безжалостен к своим крепостным был один из гостилицких помещиков — Потемкин, но и он установил им годовой оброк по 20 рублей с тягла. А одна из хозяек деревни Глухово, княгиня Любомирская, дочь известного польского магната Радзивилла, назначила оброк 45 рублей! Дорого обходились глуховским крепостным туалеты и причуды этой панны из знатного шляхетского рода!

Многолюдным ли было в ту пору Глухово? В 1858 году, например, в нем насчитывалось 32 семьи: «мужеска пола — 76 и женского — 78 душ». Это они, 154 «души», давали княгине в год 2970 рублей — деньги по тем временам огромные. За что давали? Да только за то единственно, что была она их хозяйкой полной и безраздельной, владычицей их труда, имущества и самих жизней.

Продано — куплено. Продано — куплено. Деревней Глухово помещики торговали не только, как говорится, оптом, но и в розницу. Давайте снова обратимся к архивным документам.

Там можно почерпнуть немало любопытного. Вот, например, откуда появился в Глухове в 1807 году новый крепостной Андрей Иванов 12 лет? Все предельно просто: тогдашняя помещица мадам Голубцова купила у генерал-майора Куткина. Ну, а 22-летний Андрей Антипов? Его та же самая мадам приобрела двумя годами раньше у «жены флота лейтенанта Сергея Иванова, сына Горяинова ».

Куплено — продано. В тех документах, что удалось нам обнаружить в этот раз, не были означены цены на этих 12- и 22-летних. Но, думается, и они были не очень высокими, породистые собаки стоили подороже.

А может быть, «всемилостивейший» манифест об отмене крепостного права сделал иною жизнь вчерашних крепостных? Давайте снова обратимся к архивам. Там есть и об этом.

«От жены надворного советника Софьи Александровны Зиновьевой господину мировому посреднику Петергофского уезда заявление. По предлагаемой сей купчей крепости, совершенной 27 марта 1863 года... приобретено мною имение Глухово...» Далее супруга надворного советника, не скрывая особенно своих сожалений по поводу «вольной» для крестьян, проявила прямо-таки «атомную» энергию, чтобы выполнить указание манифеста с максимальной для себя выгодой. и ей это удалось: загнала она таки своих вчерашних крепостных на крошечные земельные наделы, оговорив при этом получение ежегодного оброка с каждой души по червонцу в год. Да выкупная ссуда была определена со всех 55 крестьян в сумме 7343 рубля 33 копейки. Вот так обернулась дарованная царем воля для глуховских крестьян. К слову, понимая, что не дождаться ей от бывших своих нищих холопов этих самых 7343 рублей, Зиновьева заменила денежный выкуп тем, что обязала крестьян косить для нее траву... 49 лет подряд.

В архиве нам удалось встретить фамилии десятков и десятков тех, кто населял в те далекие времена Глухово. и что интересно, многие из тех фамилий носят нынешние жители окрестных деревень. Вот некоторые из них, перечисленные в архивных документах 1858 года: Горев, Козлов, Комиссаров, Пистун, Кюнел, Шляпников...

Вполне возможно, что кто-то из дальних-дальних потомков, перечисленных здесь глуховских крепостных, и поныне живет здесь и захочет помочь нам своими воспоминаниями, а то и дополнить старыми документами историю деревни Глухово: историю каждой деревни надо восстановить и знать.

В далекое прошлое уходит история этой деревни. Возникла она еще в незапамятные времена у безымянного ручейка. Ручеек имени не имел, зато дал его деревне — заселившие эти места выходцы из Карелии назвали ее на своем языке «Оя», что по-русски значит «Ручьи».

На старинной русской карте издания 1704 года деревня эта уже была обозначена под именем Руцна. А данные статистики 1787 года называют уже и цифры — число жителей, населявших тогдашние Ручьи: «мужеска пола — 36 человек, да женского — 31».

Продолжавшаяся двадцать лет с лишним Северная война закончилась, как известно, изгнанием шведских завоевателей. Историческая победа русской армии сказалась и на судьбе деревни Ручьи. Петр Великий пожаловал ее одному из своих сподвижников — сенатору, а впоследствии Великому канцлеру князю Алексею Михайловичу Черкасскому — сыну главного воеводы города Тобольска. Вызвав Черкасского в 1714 году из Сибири, Петр I назначил его сперва начальником городской канцелярии Санкт-Петербурга, а в 1719 году сделал князя, пользующегося его исключительным доверием, сибирским губернатором.

Не очень-то, видно, обрадовало Черкасского это назначение: Сибирь не столица империи. и вот мы читаем собственноручную «резолюцию» Петра I на заявлении князя, которая объясняет мотивы, побудившие царя так распорядиться его судьбой: «...первое, что вы там были, знаете, второе — вскоре другого сыскать надежного в такую отдаленную страну не мог».

Черкасский был человек, на которого мог надеяться царь. Однако это не мешало ему постараться свое радение на царевой службе не оставить безвозмездным. Во всяком случае, умирая в 1740 году, губернатор Сибири оставил своей единственной дочери в наследство многочисленные поместья с семьюдесятью тысячами крепостных. Деревня Ручьи тоже досталась губернаторской дочке вместе с земельным участком в 474 десятины — около 850 гектаров. Весь этот участок обнесен был каменными межевыми знаками с высеченными на них крестами.

Дочь Черкасского вышла вскоре замуж за сына известного петровского фельдмаршала Шереметева — Петра. Ручьи стали приданым невесты жениху. Около ста лет оставалась эта деревня вотчиной графов Шереметевых, пока один из отпрысков этого рода гуляка-ротмистр не продал ее в 1840 году вместе с семьюдесятью душами крепостных «мужеска пола» полковнику Зейфарту.

...Князья, бароны, графы — вот какие именитые владельцы были когда-то у этой деревни. Конечно же, многие из них так и не побывали в Ручьях ни разу, но денежки им оттуда текли, добытые тяжелым трудом крепостных. А какое дело было графам да баронам до судьбы этих крепостных?! Продавали деревню «со всем и вся», не испытывая при этом мук совести. Впрочем, им-то казалось, что это не так. Баронесса Белингаузен, например, передавая Ручьи в приданое своей дочери, писала в завещании: «...деревня Ручьи, в ком по девятой ревизии 73 души мужского пола купленной по крепостному акту 1 июня 1843 года оцененная по совести в 9000 рублей». Вот как выглядела «совесть» крепостников, оценивших всю деревню с 12 домами и 73 крестьянами мужского пола всего-то в девять тысяч рублей. Женщин тогда даже не продавали — они шли в придачу к мужьям.

Молодая баронесса (по мужу Вольф) стала последней владелицей деревни Ручьи. С отменой крепостного права в марте 1862 года деревня и ручьевские крестьяне получили «свободу от помещичьего произвола и землю... по две с половиной десятины на душу вместо четырех десятин, полученных тогда крестьянами других деревень в соответствии с нормами, предусмотренными Уставной грамотой». Не слишком-то щедрой к своим мужикам оказалась последняя их барыня. О себе она проявила заботу несравнимо большую, прирезав девяносто две десятины лучшей земли, которую крестьяне использовали до реформы.

Нужно напомнить еще, что реформа поставила «освобожденных» крестьян в полную экономическую зависимость от помещицы. В Уставной грамоте об этом написано так: «Крестьянам уже отведено две трети земли... То они за сим никаким выгоном особо не наделяются».

Оставаясь временно обязанными, ручьевские крестьяне вынуждены были после отмены крепостного права платить «с каждого душевого надела оброк восемь рублей девятнадцать с половиной копеек, итого шестьсот двадцать пять рублей шестьдесят две с половиной копейки серебром в год. За исправность отбывания вышеозначенной повинности ответствует круговой порукой все общество».

Вот так — круговой порукой. Значит, не смог уплатить оброк один, «сдерут» его долю с прочих. Спустя восемь лет после отмены крепостного права — 1 мая 1870 года — ручьевским крестьянам разрешено было выкупить 192 десятины 831 сажень земли. и цена была названа 8335 рублей 8 копеек. Дало им государство ссуду из расчета шесть процентов годовых— 500 рублей 35 копеек серебром ежегодно в течение 49 лет. Грянул Великий Октябрь, свергнувший царя и весь царский строй, только он дал крестьянам землю и подлинную свободу.

...Полезно иногда вспоминать прошлое, дореволюционное, чтобы отчетливее представлять себе, что принесла нам революция, советская власть, совершать экскурсы в историю города или деревни, где мы живем. Экскурсы в тяжелое и темное прошлое наших предков.

Нужно вспоминать это прошлое, чтобы, сравнив его с сегодняшним днем, осознать его высокую ценность.